|
Untitled Document
| |
Der letzte Glasperlenspieler (1938)
Sein Spielzeug, bunte Perlen, in der Hand,
Sitzt er gebügt, es liegt um ihn das Land
Von Krieg und Pest verheert, auf den Ruinen
Grünt Efeu, und im Efeu summen Bienen,
Ein müder Friede mit gedämpftem Psalter
Durchtönt die Welt, ein stilles Greisenalter.
Der Greis mit schwachen Fingern Perlen zählt,
Hier eine blaue, eine weise faßt,
Da eine große, eine kleine wählt
Und sie im Ring zum Spiel zusammenpaßt.
Er war einst groß im Spiel mit den Symbolen,
War vieler Künste, vieler Sprachen Meister,
War ein weltkundiger, ein weitgereister,
Berühmter Mann, gekannt bis zu den Polen,
Umgeben stets von Schülern und Kollegen.
Jetzt blieb er übrig, alt, verbraucht, allein,
Es wirbt kein Junger mehr um seinen Segen,
Es lädt ihn kein Magister zum Disput;
Sie sind dahin, und auch die Tempel, Bücherein,
Schulen Kastaliens sind nicht mehr. Der Alte ruht
Im Trümmerfeld, die Perlen in der Hand,
Hieroglyphen, die einst viel besagten,
Nun sind sie nichts als bunte gläserne Scherben,
Sie rollen lautlos aus den Hochbetagten
Händen dahin, verlieren sich im Sand...
|
Последний игрок в бисер
Игрушкой, бисером, рука его полна,
Сидит согнувшись он, вокруг него страна
Войною и чумой разорена, а на руинах
В плюще зеленом вьется рой пчелиный,
И приглушенной музыкой усталость
Охватывает мир, седую старость.
Старик сидит и бусины считает,
То синюю, то белую возьмет,
То по размеру бусы подберет
И для игры в кольце их сочетает.
Когда-то был он мастером игры,
Знал языки и многие искусства,
Не полагаясь только лишь на чувства
Он знал весь мир и много повидал,
И мир его, конечно, тоже знал –
Учениками и друзьями он
Со всех сторон был вечно окружен.
Ну, а теперь его никто не знает –
Не нужен он, он стар и одинок,
Никто к нему не ходит на урок,
На диспуты никто не приглашает.
Нет больше храмов, школ, библиотек,
И отдыхает старый человек
Среди руин, и с бусами в руке –
Они скользят, теряются в песке,
Теперь уж не такие, как в начале,
Когда они так много означали.
|
| |
Das Glasperlenspiel
Musik des Weltalls und Musik der Meister
Sind wir bereit in Ehrfuhrt anzuhören,
Zu reiner Feier die verehrten Geister
Vergangener Zeiten zu beschwören.
Wir lassen vom Geheimnis uns erheben
Der magischen Formelschrift, in deren Bann
Das Uferlose, Stürmende, das Leben
Zu klaren Gleichnissen gerann.
Sternbildern gleich ertönen sie kristellen,
In ihrem Dienst ward unsrem Leben Sinn,
Und keiner kann aus ihren Kreisen fallen
Als nach der heiligen Mitte hin.
|
Игра в бисер
Вселенной музыке и старых мастеров
В священном трепете готовы мы внимать,
Великих гениев угаснувших миров
На пир свой заклинанием призвать.
Даем мы тайне нас заворожить
Волшебных формул, чье предназначенье
Мир, бесконечность и неистовство сводить
К простым и безыскусственным сравненьям.
Они звучат как звезд напев хрустальный,
Служенье им – удел наш и доныне,
И непрерывен бег наш изначальный
По кругу внутрь, к священной середине.
|
| |
Über Hirsau
Rast haltend unter Edeltannen
Besinn ich mich der alten Zeit,
Da in mein erstes Kabenleid
Dieselben Waldesdüfte rannen.
An diesem Ort - ich lag im Moose
Und träumte scheu und knabenwild
Ein blondes, schlankes Mädchenbild,
In meinem Kranz die erste Rose.
Die Zeit ging hin; der Traum ward alt
Und wich von mir- ein andrer kam. -
Wie lang, daß der auch Abschied nahm!
Mich quält, wem jener erste galt.
Ja wem? Ich weiß nur noch: sie war
Holdselig, schlank und blond von Haar.
|
Под Хирсау
В лесу под пихтой, на привале
Я вновь былое вспоминал
И аромат лесной вдыхал
Как в годы юношской печали,
Когда я здесь во мху лежал,
Сраженый стрелами амура,
И образ стройный, белокурый
В мечтах с тоской воображал.
Но время шло, мечта рассталась
Со мной, вслед новая пришла.
Давно все было, и она ушла!
Кому та первая предназначалась
Не помню, знаю, что она была
Прелестной, стройною и волосом бела.
|
| |
Die Welt unser Traum
Nachts im Traum die Städt' und Leute,
Ungeheuer, Luftgebäude,
Alle, weißt du, alle steigen
Aus der Seele dunklem Raum,
Sind dein Bild und Werk, dein eigen,
Sind dein Traum.
Geh am Tag durch Stadt und Gassen,
Schau in Wolken, in Gesichter,
Und du wirst verwundert fassen:
Sie sind dein, du bist ihr Dichter!
Alles, was vor deinen Sinnen
Hundertfältig lebt und gaukelt,
Ist ja dein, ist in dir innen,
Traum, den deine Seele schaukelt.
Durch dich selber ewig schreitend,
Bald beschränkend dich, bald weitend,
Bist du Redender und Hörer,
Bist du Schöpfer und Zerstörer.
Zauberkräfte, längst vergeßne,
Spinnen heiligen Betrug,
Und die Welt, die unermeßne,
Lebt von deinem Atemzug.
|
Мир – наш сон
Ночью страшные виденья
И волшебных замков чудо,
Города и люди снятся –
Знаешь ты, они откуда? –
Их творят души глубины,
Все они – твои творенья,
Все они – твои картины,
Сновиденья.
Днем пройди по переулкам,
В облака всмотрись и лица,
В них узнаешь с удивленьем
То, что ночью тебе снится.
Все, что видишь пред собою
В многогранном мирозданье,
Было создано тобою,
И живет в твоем сознанье.
Вечно внутрь себя шагаешь,
Медлишь или же спешишь –
Ты - творишь и разрушаешь,
Ты – молчишь и говоришь.
Волшебство, давно забытое,
Мирозданья нить прядет,
И оно, тобой открытое,
Лишь в тебе одном живет.
|
| |
Nacht
Ich habe meine Kerze ausgelöscht;
Zum offenen Fenster strömt die Nacht herein,
Umarmt mich sanft und läßt mich ihren Freund
Und ihren Bruder sein.
Wir beide sind am selben Heimweh krank;
Wir senden ahnungsvolle Träume aus
Und reden flüsternd von der alten Zeit
In unsres Vaters Haus.
|
Ночь
Свечу я погасил,
В открытое окно
Струится ночь и мягко обнимает,
И братом, другом нежно называет.
И с нею мы одной тоской полны,
И снятся нам одни и те же сны.
Мы шепчемся тихонько о былом,
И вспоминаем с грустью отчий дом.
|
| |
Vergänglichkeit
Vom Baum des Lebens fällt
Mir Blatt um Blatt,
O taumelbunte Welt,
Wie machst du satt,
Wie machst du satt und müd,
Wie machst du trunken!
Was heut noch glüht,
Ist bald versunken.
Bald klirrt der Wind
Über mein braunes Grab,
Über das kleine Kind
Beugt sich die Mutter herab.
Ihre Augen will ich wiedersehen,
Ihr Blick ist mein Stern,
Alles andre mag gehn und verwehn,
Alles stirbt, alles stirbt gern.
Nur die ewige Mutter bleibt,
Von der wir kamen,
Ihr spielender Finger schreibt
In die flüchtige Luft unsre Namen.
|
Бренность
С дерева жизни моей
Лист за листом облетает,
О пестрый мир,
Как же он пресыщает,
Как пресыщает и утомляет,
Как он пьянит!
Что сегодня еще цветет,
Скоро завянет, умрет.
Скоро лишь ветер будет
Могилу мою обнимать,
А над ребенком малым
Нежно склонится мать.
Мне б в глаза заглянуть ее снова –
В них звезда, что укажет путь,
Все остальное может навеки уйти и уснуть.
Все умирает, умирает покорно
И лишь вечная мать остается,
Что жизнь нам дает во все времена.
Словно играя, в воздухе призрачно-тонком
Пальцем пишет она наши с тобой имена.
|
|
