www.hesse.ru :: Герман ГЕССЕ / Hermann HESSE (1877 - 1962): Немецкий писатель. Биография. Тексты произведений на русском и немецком языках: романы, повести, рассказы, статьи, эссе. Письма Гессе. Рецензии. Критика. Свидетельства современников. Фотоальбом. Кино-аудио документы. Фотографии живописных работ Гессе. Форум. Ссылки.

ТРИ ЛИПЫ

      Перевод с немецкого Е. Факторовича
      OCR - Евгений (WEG)

     Более ста лет назад на зеленом кладбище госпиталя Св. Духа в Берлине стояли три дивные старые липы, такие большие, что они, словно плотной крышей, накрыли все кладбище; ветви их могучих крон переплелись. А о происхождении этих красивых деревьев, уходящем в прошлые века, рассказывают вот что.
     Жили в Берлине три брата, и такая между ними была искренняя дружба и доверие, просто на удивление. Однажды случилось так, что младший брат вышел вечером погулять один, ничего о том братьям не сказав, потому что хотел на отдаленной от дома улице встретиться с девушкой. Но не успел он дойти до назначенного места, куда направлялся в приятных мечтах, как из проулка между двумя домами, темного и безлюдного, послышались тихий стон и хрипы, и он незамедлительно повернул туда; он подумал, что там лежит какое-то животное или, может быть, дитя, настигнутое несчастьем, и ожидает помощи. Когда же он вступил в темень этого пустынного уголка, он с ужасом увидел здесь человека в луже собственной крови, наклонился над ним и спросил с сочувствием, какая беда с ним приключилась, но в ответ раздались только слабые стоны, ибо раненый лежал с пробитым сердцем, и несколько мгновений спустя он испустил дух.
     Молодой человек не знал, как ему поступить: он в смятении и растерянности, неверными шагами направился в сторону улицы. В это мгновение навстречу ему вышли два стражника, и, пока он еще раздумывал, позвать ли их на помощь или пройти мимо, не подавая виду, стражники заметили, что им владеет испуг; подошли и сразу увидели кровь на его башмаках и отворотах сюртука, силой скрутили его, почти не слушая того, что он с мольбой в голосе принялся объяснять.
     Они нашли по соседству убитого, уже холодеющего, и безотлагательно отвели подозреваемого в убийстве в тюрьму, где его заковали в кандалы и строго стерегли.
     На другое утро его допросил судья. Был предъявлен труп, и лишь теперь, при свете дня, молодой человек опознал подмастерье кузнеца, с которым в прежние времена они иногда водили дружбу. А ведь до того он показал, что не знаком с убитым и ничегошеньки о нем не знает. Тем самым подозрение, что заколол именно он, только укрепилось, а так как в течение дня нашлись свидетели, знакомые с убитым, то и обнаружилось, что, хоть юноша прежде и дружил с кузнецом, теперь он отдалился от него, после ссоры из-за девушки. В этом не много было правды, но какое-то зерно все же было.
     Судья не сомневался, что перед ним убийца, и рассчитывал вскоре найти достаточно доказательств, чтобы осудить его и передать палачу. Чем больше тот отрицал свою вину и утверждал, что ни о чем и знать не знает, тем более виновным представлялся судье.
     Тем временем один из братьев — старший со вчерашнего дня уехал по делам — тщетно ждал его дома. Когда же он услышал, что брат в тюрьме и обвиняется в убийстве, которое упорно отрицает, он немедленно отправился к судье.
     — Господин судья! — сказал он. — Вы арестовали невиновного, освободите его! Вот он, убийца, — это я, и я не желаю, чтобы за меня пострадал другой. Это я враждовал с кузнецом, подстерегал его и, когда вчера вечером заметил, как он зашел за угол, чтобы справить нужду, пошел за ним и воткнул ему нож в сердце.
     С удивлением выслушал судья эту исповедь, велел заковать среднего брата и держать под стражей, пока дело не прояснится.
     И вот оба брата лежат, закованные в цепи, в тюрьме, но, поскольку младший ничего не ведал о том, что сделал для него брат, то продолжал пылко уверять, что невиновен. Прошло два дня, и судья, не находя новых улик, стал уже склоняться к тому, чтобы дать веру тому убийце, который сам показал на себя. А тут, совершив свои сделки, в Берлин возвратился старший брат. Не найдя никого дома, он узнал от соседей, как обстоят дела у младшего брата и что средний отдался вместо него в руки судьи. И той же ночью он пошел к судье, уговорил разбудить его и упал перед ним на колени со словами:
     — Высокочтимый господин судья! Вы заковали в цепи двух невиновных, которые страдают по моей провинности. Подмастерье кузнеца не убивал ни мой младший брат, ни средний, убийство — дело моих рук. Я не могу больше вынести, чтобы за меня в тюрьме сидели другие, ни в чем не повинные.
     Тут судья поразился еще сильнее и, не придумав ничего лучшего, посадил в тюрьму и третьего брата.
     Ранним утром, когда стражник просовывал арестантам сквозь дверь их кусок хлеба, он сказал младшему брату:
     — Хотелось бы мне и впрямь узнать, кто из вас троих это чудовище...
     И сколько младший ни просил и ни расспрашивал, стражник не пожелал ничего больше объяснять, но из слов стражника ему стало понятно, что его братья пришли, чтобы отдать свои жизни за него. Тут он громко разрыдался и потребовал, чтобы его отвели к судье. Стоя перед ним в цепях, он снова заплакал и сказал:
     — О господин, простите, что я столь долго утруждал вас! Но я считал, что никто не видел моего поступка и никто не сможет доказать мою вину. А теперь я признаю, что все должно идти по справедливости, я больше не намерен упорствовать и хочу признаться, что это не кто иной, как я, убил кузнеца.
     Судья широко раскрыл глаза, ему почудилось, что все это ему снится, удивление его было неописуемым, и странные обстоятельства эти смутили его сердце. Он приказал снова запереть арестованного и охранять, как и двух других братьев, и долго сидел, погрузившись в раздумье, ибо хорошо понимал, что лишь один из братьев может быть убийцей, а остальные готовы отдаться в руки палача из благородства и редкостной братской любви.
     Размышлениям его конца не было, и он понял, что обыкновенная человеческая мысль к цели привести не в силах. Поэтому, оставив на следующий день братьев под стражей, он отправился к курфюрсту, которому рассказал со всеми подробностями о сути случившегося.
     Курфюрст выслушал его с большим вниманием и сказал под конец:
     — Это странное, диковинное дело! Сердце мое говорит, что никто из троих братьев в убийстве не повинен, а истина в том, что младший говорил на первом допросе. Но раз речь идет о преступлении против человеческой жизни, мы не можем так просто отпустить подозреваемых. А посему я призываю в судьи Господа Бога — пусть он решает судьбу этих трех верных братьев.
     Так оно и случилось. Дело было весеннею порой, и в один из теплых светлых дней братьев вывели на зеленую лужайку и дали в руки по молодому, крепкому липовому саженцу, чтобы они их посадили. Но закопать в землю они должны были не корнями, а молодыми зелеными побегами, чтобы корни смотрели в небо. Чье дерево скорее умрет или засохнет, тот будет признан убийцей и казнен.
     Братья поступили как было велено, и каждый тщательно закопал свое деревце ветвями в землю. Но прошло немного времени, и все три дерева пустили новые побеги, распушились новые кроны — в знак того, что все три брата невиновны. И липы еще долго росли, стали большими и несколько сот лет простояли на кладбище госпиталя Св. Духа в Берлине.