www.hesse.ru :: Герман ГЕССЕ / Hermann HESSE (1877 - 1962): Немецкий писатель. Биография. Тексты произведений на русском и немецком языках: романы, повести, рассказы, статьи, эссе. Письма Гессе. Рецензии. Критика. Свидетельства современников. Фотоальбом. Кино-аудио документы. Фотографии живописных работ Гессе. Форум. Ссылки.

Если война продлится еще два года

       Еще со времен юности завел я обыкновение время от времени исчезать, уходить в другие миры, дабы освежить свои силы; меня какое-то время обычно искали, а потом объявляли пропавшим, и, возвратясь, я всегда с удовольствием узнавал суждения так называемой науки о себе и о своем "рассеянном" или сумеречном состоянии. Хотя я не делал ничего сверх того, что было для меня естественным по природе и что рано или поздно смогут делать большинство людей, этим странным господам я представлялся неким феноменом. То ли я был одержимым, то ли наделенным чудесной силой.
       Словом, какое-то время я опять отсутствовал. После двух-трех лет войны современность мне изрядно поднадоела, и я потихоньку ретировался, дабы немного подышать иным воздухом. Знакомым путем покинул я области, где мы обитаем, и погостил в областях иных. Я недолго побыл в далеком прошлом, мимо меня проносились народы и времена, и ничто не давало удовлетворения, я видел все те же распятия и раздоры, видел приметы прогресса и усовершенствований на Земле, затем на некоторое время удалился в области космические.
       Когда я вернулся, шел год 1920-й, и народы, к моему разочарованию, повсюду с тем же бездушным упорством все еще вели друг с другом войну. Какие-то границы передвинулись, какие-то регионы самых древних и высоких культур были разрушены с особой тщательностью, но внешне на земле изменилось, в общем, немногое.
       Вот по части выравнивания прогресс был достигнут немалый. По крайней мере в Европе, как я слышал, во всех странах можно было увидеть одно и то же, почти исчезло даже различие между странами воюющими и нейтральными. С тех пор как гражданское население начали обстреливать с помощью аэростатов, которые механически, по ходу движения сбрасывали свои снаряды с высоты пятнадцати-двадцати тысяч метров, границы между странами, хоть они и охранялись по-прежнему строго, стали довольно-таки иллюзорными. Рассеивание при такой лихой стрельбе с воздуха было столь велико, что люди, посылавшие эти аэростаты, радовались, если снаряды не попадали на их собственную территорию, а уж сколько там бомб упадет на нейтральные страны или даже в конце концов хоть на территорию союзников, их и подавно не заботило.
       В собственно военной области прогресс, по сути, этим и ограничился; таким образом, хоть немного прояснился наконец смысл войны. Мир потому и был разделен на два лагеря, стремившихся уничтожить друг друга, что тот и другой хотели одного и того же, а именно освободить угнетенных, положить конец насильственным действиям и установить длительный мир. Мир, не обещавший быть вечным, вызывал всеобщее сопротивление - если вечного мира нельзя было достигнуть, приходилось со всей решительностью вести вечную войну, и беззаботность, с какой военные аэростаты, поднявшись на чудовищную высоту, орошали оттуда своей благодатью правых и неправых, вполне отвечала смыслу этой войны. В остальном, однако, ее продолжали вести на старый лад, средствами значительными, однако недостаточными. Скромная фантазия военных и техников изобрела еще кое-какие средства уничтожения, но не так уж много; фантаст, придумавший аэростат для механической бомбардировки, был в своем роде последним, поскольку с той поры люди духовные: фантасты, поэты и мечтатели чем дальше, тем больше теряли к войне интерес. Ее, как уже было сказано, оставили военным и техникам, оттого столь невелик был прогресс. Терпение, с каким на всех фронтах противостояли и противолежали друг другу армии, было невероятным, и, хотя из-за недостатка материала солдатские награды уже давно теперь делались всего лишь бумажными, храбрость от этого нигде не стала существенно меньше.
       Жилище мое оказалось частично разрушенным бомбардировками, но все же я намеревался здесь поспать. Было, однако, холодно и неуютно, щебенка на полу и сырая плесень на стенах никак не располагали ко сну, и скоро я вновь вышел на улицу, решив прогуляться.
       Я шел городскими переулками, замечая, как сильно все изменилось. Прежде всего совершенно исчезли куда-то лавки. Улицы были безжизненны. Успел я пройти немного, когда ко мне подошел человек с жестяным номером на шапке и спросил, что я тут делаю. Я сказал, что просто гуляю. А разрешение имеется? - спросил он. Я не понял его слов, мы перекинулись еще несколькими фразами, и он потребовал, чтобы я следовал за ним до ближайшего местного управления.
       Мы вышли на улицу, где на домах повсюду висели белые таблички. На них можно было прочесть названия учреждений с номерами и буквами.
       "Гражданские лица без определенных занятий" - значилось на одной табличке, тут же стоял и номер -2487 Б 4. Мы вошли туда. Я увидел обычные служебные помещения, комнаты ожидания и коридоры, где пахло бумагой, сырой одеждой, учрежденческим воздухом. Мне задали еще несколько вопросов, потом отвели в комнату 72д и там допросили.
       Передо мной стоял чиновник и смотрел на меня испытующе.
       - А поровней вы стоять не можете? - спросил он строго.
       - Нет, - сказал я.
       - Почему нет?
       - Я этому не учился, - сказал я робко.
       - Значит, вы были задержаны, когда прогуливались, не имея на то документа. Признаете ли вы это?
       - Да, - сказал я, - это верно. Но я про документы не знал. Видите ли, я долго болел.
       Он кивнул.
       - За это вы будете наказаны: в течение трех дней вам запрещается ходить в ботинках. Снимайте свои ботинки!
       Я снял свои ботинки.
       - Э, дорогой! - возмущенно воскликнул чиновник. - Послушайте, да на вас же кожаные ботинки! Откуда они у вас? Вы что, совсем спятили?
       - Возможно, я не вполне нормален душевно, самому судить трудно. А ботинки я купил когда-то, в прежние времена.
       - Вы что, не знаете, что штатским лицам строжайше запрещено носить какие бы то ни было изделия из кожи? Ваши ботинки останутся здесь, они конфискованы. Кстати, покажите-ка ваше удостоверение.
       Бог ты мой, да у меня не было никакого удостоверения!
       - Такого уже год не бывало! - простонал чиновник и кликнул охранника: - Отведите этого человека в управление 194, комната 8!
       Меня босиком провели через несколько улиц, там мы опять вошли в какое-то учреждение, прошли по коридору, вдыхая запах бумаг и безнадежности, затем меня втолкнули в комнату, где я был допрошен еще одним чиновником. Этот носил униформу.
       - Вас задержали на улице без документов. Придется уплатить штраф, две тысячи гульденов. Сейчас я выпишу квитанцию.
       - Прошу простить, - сказал я робко, - но таких денег у меня нет. Может, вы вместо этого подержите меня какое-то время под арестом?
       Он засмеялся громко.
       - Под арестом? Милый мой, как вы это себе представляете? Думаете, что нам охота вас кормить? Ну нет, мой дорогой. Если вы не в состоянии уплатить такую небольшую сумму, вам не избежать более сурового наказания. Я вынужден временно лишить вас права на существование. Пожалуйста, дайте мне вашу карточку на право существовать.
       У меня таковой не было.
       Тут чиновник остолбенел совершенно. Он кликнул двух коллег, долго с ними шептался, несколько раз показывал на меня, и все посматривали на меня с ужасом и глубоким изумлением. Затем он велел, покуда дело мое будет обсуждаться, отвести меня в помещение для арестантов.
       Там сидело или стояло несколько человек, у дверей дежурила вооруженная охрана. Мне бросилось в глаза, что я, хоть и босой, одет был все-таки гораздо лучше всех остальных. Не без почтения мне уступили место, и тотчас ко мне протиснулся какой-то маленький пугливый человек, осторожно склонился к моему уху и зашептал:
       - Слушайте, я сделаю вам сказочное предложение. У меня дома есть сахарная свекла! Целая, безупречная сахарная свекла! Почти в три кило весом. Предлагаю ее вам. Сколько вы за нее дадите?
       Он склонил ухо к моим губам, и я прошептал:
       - Скажите сами! Сколько вы за нее хотели бы?
       Он тихо прошептал мне в ухо:
       - Ну, скажем, полтораста гульденов.
       Я покачал головой и погрузился в раздумье.
       Да, похоже, я отсутствовал слишком долго. Трудно было вновь войти в эту жизнь. Много бы я отдал сейчас за пару ботинок или носков, потому что мои босые ноги совсем замерзли от хождения по сырым улицам. Но в комнате не было ни одного обутого человека.
       Спустя несколько часов меня увели. Я был доставлен в управление 285, комната 19ф. Охранник на сей раз остался тут же, он стал между мной и чиновником. Похоже, это был чиновник весьма высокого ранга.
       - Вы поставили себя в прескверное положение, - начал он. - Вы остановились в этом городе, не имея при себе документа на право существования. Да будет вам известно, что это тягчайше карается.
       Я слегка поклонился.
       - С вашего разрешения, - сказал я, - у меня есть одна-единственная просьба. Я окончательно убедился, что не созрел для нынешней ситуации и что мое положение будет становиться лишь все более затруднительным. Что, если бы вы приговорили меня к смерти? Я был бы за это весьма признателен!
       Высокий чиновник сочувственно посмотрел мне в глаза.
       - Понимаю, - сказал он мягко. - Но этак каждый бы захотел. Для этого случая вам надо сначала запастись разрешением на смерть. Но есть ли у вас на это деньги? Разрешение стоит четыре тысячи гульденов.
       - Нет, такой суммы у меня нет. Но я бы отдал все, что имею. После всего, что я видел, мне очень хочется умереть.
       Он как-то странно усмехнулся.
       - Охотно в это верю, тем более что вы не единственный. Но со смертью дело обстоит не так просто. Вы, дорогой мой, принадлежите государству, и государство распоряжается вашей жизнью. Следовало бы это знать. Впрочем, вот я смотрю, вы записаны тут как Синклер, Эмиль. Может, вы тот самый писатель Синклер *?
       - Разумеется, я тот самый.
       - О, весьма приятно. Надеюсь, что смогу вам оказаться полезным. Шуцман, вы пока свободны.
       Охранник вышел, чиновник протянул мне руку.
       - Я с большим интересом читал ваши книги, - сказал он любезно, - и хотел бы по возможности вам помочь. Но скажите мне, однако, ради бога, как вы попали в этот немыслимый переплет?
       - Видите ли, я некоторое время отсутствовал. Я удалился в сферы космические, это длилось года, наверное, два-три, и признаться вам по чести, я надеялся, что война тем временем так или иначе кончится. Но скажите, вы могли бы устроить мне разрешение на смерть? Я был бы вам невероятно признателен.
       - Думаю, это возможно. Только сначала вам надо получить разрешение на существование. Без него вам просто шагу не ступить. Я дам вам рекомендацию в управление 127, там вы под мое поручительство получите по крайней мере временный билет на существование. Он, правда, действителен всего на два дня.
       - О, этого более чем достаточно!
       - Ну, хорошо! А потом зайдите, пожалуйста, опять ко мне.
       Я пожал ему руку.
       - Да, вот еще что, -сказал я тихо. - Можно задать вам еще один вопрос? Вы сами видите, как плохо я ориентируюсь в современных событиях.
       - Пожалуйста, пожалуйста.
       - Да, так вот: мне прежде всего хотелось бы понять, как при нынешних обстоятельствах вообще может продолжаться жизнь. Неужели человек такое выдерживает?
       - О да. Ведь это вы находитесь в положении особенно скверном, вы лицо штатское, да к тому же еще без бумаг! Штатских уже осталось очень мало. Если ты не военный, ты чиновник. Это уже делает для большинства жизнь гораздо более сносной, многие даже весьма счастливы. А к нехваткам человек мало-помалу привыкает. Когда постепенно не стало картофеля и пришлось привыкать к древесной каше - ее теперь слегка сдабривают дегтем, выходит вполне вкусно, - каждый думал, что долго этого не выдержит. Однако все ведь продолжается. И так во всем.
       - Понимаю, - сказал я. - Собственно, тут больше нечему удивляться. Я не совсем могу осознать только одно. Скажите мне: ради чего, собственно, прилагает мир такие колоссальные усилия? Столько лишений, столько законов, тысячи служащих и чиновников - что в конце концов хотят с помощью всего этого защитить, поддержать?
       Господин удивленно посмотрел мне в лицо.
       - Странный вопрос! - воскликнул он и покачал головой. - Вы же знаете, что идет война, весь мир воюет! И все наши законы, все наши жертвы - ради этого. Ради войны. Без этих крайних мер, без этих усилий армии не выдержали бы и недели. Они погибли бы от голода - можно ли перенести такое!
       - Да, - медленно сказал я, - какова, однако, идея! Стало быть, война и есть то благо, которое нужно отстаивать ценою таких жертв! Но все же - позвольте мне один странный вопрос - почему вы цените войну так высоко? Неужели она всего этого стоит? Неужели война - вообще благо?
       Чиновник сострадательно пожал плечами. Он видел, что я его не понимаю.
       - Дорогой господин Синклер, - сказал он. - Вы сильно оторвались от жизни. Но попробуйте, пройдитесь по любой улице, поговорите с любым человеком, напрягите хотя немного свои умственные способности и спросите сами себя: что у нас еще осталось? К чему сводится наша жизнь? Вам придется сразу же сказать себе: война - вот единственное, что у нас еще есть! Удовольствия и личные занятия, честолюбие, алчность, любовь, духовная деятельность - всего этого больше не существует. Война - только ей одной мы обязаны тем, что в мире есть еще что-то похожее на порядок, закон, мысль и дух. Неужели вы этого не видите?
       Да, теперь я это видел, и я от души поблагодарил господина.
       Потом я покинул его, механически сунув себе в карман рекомендацию для учреждения номер 217. Я не собирался пускать ее в дело, у меня не было никакого желания докучать больше какому бы то ни было учреждению. И пока никто не мог меня снова заметить и окликнуть, я произнес про себя небольшую молитву к звездам, остановил биение своего сердца, дал телу своему исчезнуть в тени куста и продолжил прежнее свое странствие, не помышляя больше о возвращении домой.

Герман Гессе, 1917

_________________________
Примечания

Впервые опубликовано в "Нойе цюрхер цайтунг" 15 и 16 ноября 1917 г.
Синклер Эмиль - псевдоним Германа Гессе, которым впервые была подписана данная статья. В дальнейшем этим псевдонимом подписан целый ряд публицистических и художественных произведений Гессе, созданных в 1917-1920 гг., среди них "Возвращение Заратустры" (1919), "Взгляд в хаос" (1921), а также роман "Демиан. История одной юности" (1919). Авторство Гессе раскрыл в 1920 г. швейцарский критик Эдуард Корроди (1885-1955).