своих бессмертных, не знающих ни времени, ни пола, пребывающих в вечности вне юности и старости и смеющихся холодным и светлым как звезды смехом.
      У Гессе имелось свое представление о Гете и его возмущали прилизанные портреты красивого старца, призванные украшать гостиные провинциальных профессоров.
      Параллели между гетевскими романами о Вильгельме Мейстере и "Игрой в бисер" привлекали внимание многих исследователей творчества Гессе. Так, литературовед А.Г.Березина в статье "Игра в бисер" Гессе и романы о Вильгельме Мейстере" Гете" (1972), в частности, подчеркивает, что основой обоих романов является отношение авторов к музыке. И если Томас Манн в "Докторе Фаустусе", романе, который также часто сравнивают с "Игрой в бисер", пытается, по словам Березиной, разобраться в современной музыке, то Гессе "обращается только к классической музыке Моцарта, Баха", находя в ней "желанную и необходимую точку опоры" [2, C.49]. Как и Гете, пишет Березина, Гессе "строит свою систему воспитания на музыке, стремясь к гетевскому цельному восприятию музыки во всем богатстве звуков и их сочетаний" [2, C.49]. По мнению Березиной, творения Баха, Моцарта и Гете служили писателю "неким символом добра и красоты, той гармонии, которая утрачена и современным человеком и современным миром"[ 2, C.45].
      Другой литературовед, Д. Затонский, отмечая сходство между "Педагогической провинцией" Гете и "Касталией" Гессе, подчеркивает в то же время и их отличия. Они обе ставят во главу угла воспитание, причем воспитание избранных, "своеобразной элиты", но если воспитание у Гете, по мнению Затонского, "разносторонне, гармонично, в равной степени направлено и на тело, и на дух, то в Касталии природа так или иначе остается в забвении, а все силы отдаются душе" [6, C.250]. И если Гете описывал идеальную, на его взгляд, систему воспитания, то Гессе создет идиллическую утопию, величие которой имеет и отрицательные стороны. Это неподвижность и "вневременное бытие", напоминающее бытие "бессмертных" из "Степного Волка". Оборотной стороной величия "бессмертных" является, по словам Затонского, "искусственность, безжизненность, абстрактность" [6, С. 252].
      Можно согласиться и с точкой зрения философа Г. Ш. Хуцишвили, считающего, что "Игра в бисер" "содержит тонкую пародию на современные представления о чистоте интеллектуальной культуры, но не культуры вообще" [7, C.48]. Он считает также, что "Игра в бисер" является романом-предупреждением о возможности деградации даже самой высокоразвитой культуры, если она изолирована и создана искусственно, если она является внешней по отношению к некоторой другой системе культуры [7, C. 49].
      Гете и Гессе при создании этих романов сближали в данном случае одни общие цели - утверждение гуманности, стремление помочь каждому человеку стать лучше, развить благородные стороны своей натуры. Обоих волновала судьба культуры, внесословное, общечеловеческое решение проблем нравственного развития.
      Влияние Гете, в частности, его "Фауста", прослеживает и khrep`rspnbed Н. Гучинская на примере повести "Паломничество в Страну Востока". Эта повесть предваряет роман "Игра в бисер" и является, по ее мнению, "своеобразной аллегорией - собиранием истинного знания из внешне разрозненных, но духовно родственных друг другу фрагментов, умозрительно объединяемых в некую универсалию, в романтический синтез" [5, C.24]. Гучинская подчеркивает общность идей обоих произведений - стремление к истине, к знанию и конечное спасение - спасение христианское у Гете и подобное христианскому - у Гессе.
      Возможно, творчество Гете, его критическое и эпистолярное наследство, вдохновляли молодого Гессе и служили образцом творческой деятельности. Как и Гете, Гессе писал критические статьи, тщательно собирал и издавал отдельными сборниками свои письма, также находил отдохновение в живописи.
      О письмах Гете Гессе писал следующее: "О том, что кроется в этих письмах, не сказал еще ни один биограф и не скажет никто. Это нежная и сильная, громкая и тихая, красиво изливающаяся песня силы и жизни. Она выше всяких сравнений" [10, C.183].
      По словам Гессе, Гете не принадлежал к числу его самых любимых поэтов, как Эйхендорф, Жан Поль, Гельдерлин, Новалис, Мерике и др. Гете был для него "серьезной проблемой и важным нравственным стимулом", человеком, с которым Гессе постоянно "приходилось вступать в борьбу и выяснять отношения" [4, C.205]. И если в юношеских стихах Гете представал перед Гессе "вечно юным и наивным певцом", язык которого обладал "глубиной и шутливостью народной мудрости" и необычайной музыкальностью, то в поздних произведениях Гете был для него уже великим писателем и гуманистом, идеологом и воспитателем. Гессе восхищался им безгранично, хотя и досадовал, что облик поэта становился все более обывательским, бюргерским. Но, несмотря на это, величайшим достижением Гете Гессе считал создание образца человека, который был "идеалом всех людей доброй воли", образцом высшей духовности и нравственности.
      В то же время Гессе подчеркивал противоречивость Гете-поэта и Гете- литератора. Один доставляет радость и наслаждение, другой тревожит и побуждает к спору. И именно эта двойственность привлекала Гессе больше всего. В этом и заключалось, по его словам, "самое удивительное, прекрасное и мучительное". Вместе с Гете Гессе восходил на его вершины, мучился его поражениями и открывал двойственность в себе самом [4, C.207]. Проблема Гете, по мнению Гессе, состояла в том, что всем своим творчеством, всей своей жизнью он безуспешно пытался создать образец великого духа и высочайшей нравственности.
      Гессе любил Гете-поэта, спорил с Гете-литератором и идеологом и преклонялся перед Гете-мудрецом. Он считал Гете обладателем такой мудрости, которая берет свои корни в сочинениях древних китайских философов, является "обоготворением жизни", благоговением перед ней, единственным способом "вновь примирить землю с небом" [4, C.210].
      По мнению Гессе, Гете-мудрецу, в конечном счете, удалось освободиться "от оков временного и личного" и это может служить примером для всех отчаявшихся и разуверившихся. Чтение Гете Гессе считал чрезвычайно важным для подрастающего поколения, занятого поисками смысла жизни, поисками духа, способного спасти мир и культуру от деградации. Он писал по этому поводу: "Если бы я руководил средней или высшей школой, я бы вообще запретил чтение Гете и разрешал знакомство с ним лишь в качестве высшей награды q`l{l лучшим, самым достойным … И в своих поисках духа, который